Автор мертв
Автор мертв. Autors ir miris. Две эквивалентные, с точки зрения перевода, фразы, но если вторая звучит на третьем этаже и является неотьемлимой частью парадигмы постмодернизма, то первая сегодня была впервые услышана на четвертом и не иначе, чем в качестве мифа. Обе точки зрения озвучены магистрами филологии, женщинами одного возраста, безгранично мной уважаемыми, обе позиции аргументировано доказаны и имеют право на жизнь...
По отдельности! Не одновременно в моей уставшей, пусть и пустой голове!!!
...
..
.
И все-таки допустим.
Утро в сосновом лесу.
Предположим, автор действительно скончался, причем заблоговременно, не дожидаясь постмодернизма. И?
И руки у меня развязаны?
Хочу — вижу четырех медведей, и тогда передо мной не произведение искусства, а «интерьерная живопись» хорошоего исполнения, насколько вообще можно судить по интернетовскому варианту картины.
А хочу, вижу более романтическую картину — сломаное бревно и поколения — медведица, медвежата, хватающиеся за давно утерянное, треснутое, ущербное и только один, одинокий медвежонок не побаялся переступить через это и смотрит вдаль, на свет — прообраз потребительского общества и личности в нем, не боящейся «спуститься вниз», чтобы иметь возможность идти, а не стоять и деградировать. Маленький, не принятый себе подобными, единственный, стоящий на обеих лапах — прообраз человека. От зверя и инстинктов к развитию, самосовершенствованию.
А при желании, трех медвежат — новое поколение, можно связать с прообразом русской тройки (и мишка и лошадка русские символы), то есть с теми, кто понесет культуру дальше, с народом, но пойдет этот народ вперед, ломая деревья, уничтожая вечное, и не замечая этого. С интересом взгромождаясь на результат собственной деструкции, не осознавая деяний своих. И даже старшаее поколение уже не властно над молодыми. Антиутопическая картина, надо заметить.
Подводя итог, если автор умер, то я имею право на любую из интерпретаций, верно? То есть, как у любого мыслящего существа, у него была своя версия происходящего и определенная причина выбрать именно эти цвета, эту композицию, жти образы… Но мне они неведомы. И как о них судить, если автор «жив»? Где гарантия, что я точно угадаю точку зрения дядечки и осмыслю ее? Серьезный анализ собственных произведений после себя оставляли единицы, если оставляли восе...
Так не будет ли честнее признать автора мертвым? Откровенно и чистосердечно — любой вывод из текста это моя и только моя интепретация произведения (литературного, художественного, музыкального), которая может оказаться более или менее близка авторской, но мне то это наверняка неизвестно...
И как эту ситуацию назвать?
Автор мерт, но при жизни был умничкой?
Пока на том и порешим, пожалуй)
Автор просто аноним, текст его — компоновка, читатель — вся культура
То есть увидеть я могу ровно столько, сколько есть во мне? Но тут следующий момент… 1) во мне есть вся культура. Это радует (если верить христианам и человек подобен богу), но… 2) Как увидеть новое? Если все увиденное — мое отражение, как изменить его и развиваться?
И почему часть текстов — искусство, а часть нет..
В том-то и дело, что с этой точки зрения получается, что ситуация, когда, например, блогер обсуждает прочитаный текст, выглядит это как будто один текст общается с другим
Новизна лишь в том, как именно ты скомпануешь слова и мысли, которые сделали тебя тобой. Об искусстве тут говорить не приходится: если оно и есть, то точно по другую сторну слов.
Стоит, наверное, сказать, что я больше романтик, чем постмодернист.
Когда пишу, да — чтобы я не говорила, я всегда более или менее осознонно цитирую, но когда читаю, получается, тоже?
И искусство тогда, это сам замысел, а не его оформление в словах?
Вообще, когда говорят о таких вещах, то обычно вместо слова «читать» употребляют слово «интерпретировать». И интерпретатор всегда представитель своего поколения, своей культурной эпохи и т.д.
А искусство — умение передать всю жизнь в одной детали. Допускаются любые средства достижения данного эффекта.
Но если я — интерпретатор, значит ли это, что при особом складе ума, детектив Донцовой будет воспринят мной, как искусство, благодаря детали на обложке, а, скажем, Достоевский — нет. Станет ли Донцова искусством от того, что я так воспринимаю ее?
Можно ли вообще говорить о «передать что-то в одной детали», если по сути существует только «воспринять деталь, как». Мы ведь не можем говорить о том, что хотел сказать автор — только о том, что увидели. Тогда искусство, это наше умение смотреть и усваивать, и объект безразличен?
О том и речь, что интерпретатор — соавтор книги, играющий роль едва ли не главенствующую по отношению к автору. Если читатель, прочтя Братьев Карамазовых, считает этот роман «не искусством», то это говорит не о романе, а о самом интерпретаторе.
Я уверен, что именно деталь делает текст искусством. Обилие погонь и драк в напряженной детективной истории, написанной с юмором, не делает книгу искусством именно потому, что в ней отсутствует образ, который вмещает в себя все содержание текста.
А если говорить конктерно об обложках, то книга «О чем думает мужчина помимо секса», в которой 200 страниц и все они пустные, вполне можно считать арт-объектом )
Получается, что сама по себе книга не может быть или не быть искусством, эту оценку ей присваивает каждый читатель индивидуально, исходя из себя, как личности? И в теории, книга модет долгое время быть искусством, потому что что-то открывала, а потом терять эту черту, когда познал большее?
(может, еще посоветуете почитаь что-нибудь, раз уж тема развернулась? *у меня книжка кончилась*)
См. личку